Еще один камешек в стену изоляции Израиля
Саид Гафуров
01/06/2010


Турция

Прежде всего, нужно понять, что представляет собой политика Турции. Практически вся современная политика Турции свелась к завуалированной и закамуфлированной борьбе между двумя фракциями турецкого капитала — «старой» и «новой». Так называемые «исламисты», то есть представители выросшей в последнее время в глубине страны, в Анатолии новой национальной промышленной буржуазии оказались сторонниками демократии. Их рупор — Партия справедливости и развития (АКП) все больше проводит более независимую от Запада внешнюю политику, а во внутренней политике выступает за ускоренное развитие внутренних районов страны путем поощрения национального частного капитала. Таким образом, переход к демократии, прежде всего, сделал более полным господство буржуазии: благодаря демократии все имущие классы получили доступ к политической власти наряду с традиционной финансовой аристократией.

Тем не менее, новый капитал в лице АКП ведет жесточайшую борьбу за власть со «старым» капиталом, и его политической опорой — вооруженными силами Турции. Надо заметить, что со времен Ататюрка вооруженные силы страны и напрямую, и через различные фонды (например, пенсионный фонд военнослужащих) являются крупнейшим промышленником в Турции. При Ататюрке и его наследниках господствовала не турецкая буржуазия, а лишь одна её фракция, которая сидела в парламенте в периоды между военными переворотами, диктовала законы, раздавала государственные доходные места, начиная с министерских постов и кончая казёнными лавками по продаже ракы и сигарет. Старый капитал был традиционно ориентирован на Запад, на США и Европу. Во времена «холодной  войны» интересы торговой политики в Средиземноморском, да и в Черноморском регионе и страх перед революцией, чьи признаки были очевидны, и советским вторжением в Турцию привел страну в блок НАТО. С одной стороны, используя «особые связи» с США, турецким промышленникам удавалось приобрести новые рынки и возможности для большинства старых монополий, а с другой стороны, финансовая нужда с самого начала поставила Турецкую республику в зависимость от мирового капитала и, прежде всего, капитала США.

За создание огромной и эффективной промышленности, которую создал Ататюрк, надо было платить. Обслуживание внешнего долга ложилось на национальные плечи, то есть провинций, капиталистов, которые там жили. И они фактически были лишены возможности развиваться, потому что были лишены доступа к финансовым средствам.

Главное бремя издержек на индустриализацию страны возлагалось на государство, а спекулировавшей финансовой аристократии оно обеспечивало возможность фантастически быстрого обогащения. Турецкое государство было не чем иным, как акционерной компанией для эксплуатации национального богатства; дивиденды её распределялись между генералами, министрами, международными финансовыми заправилами и не очень большой группой представителей «старого капитала».

Эта система представляла собой постоянную угрозу, постоянный ущерб для торговли, промышленности, сельского хозяйства, для интересов промышленной буржуазии. Финансовая аристократия издавала законы, управляла государством и самим фактом своего господства и посредством печати подчиняла себе общественное мнение.

Разрушение финансовой системы с гиперинфляцией, задолженность государства были в прямых интересах той фракции буржуазии, которая господствовала. Государственный дефицит и инфляция как раз и был предметом её спекуляций и важнейшим источником её обогащения. Каждый новый заём давал финансовой аристократии новый удобный случай обирать государство, искусственно поддерживаемое на грани банкротства, оно должно было заключать займы у банкиров на самых невыгодных условиях. Кроме того, каждый новый заём давал лишний случай грабить публику, помещавшую свои капиталы в государственные процентные бумаги, посредством биржевых операций, в тайну которых были посвящены правительство и генералитет. Вообще, неустойчивое положение государственного кредита Турции и обладание государственными тайнами давало старому капиталу и их сообщникам в министерствах и штабах возможность вызывать внезапные, чрезвычайные колебания в курсе государственных бумаг, которые каждый раз неизбежно влекли за собой разорение множества менее крупных капиталистов и баснословно быстрое обогащение крупных биржевиков.

Огромные суммы, проходившие через руки государства, создавали, кроме того, возможность мошеннических подрядов, подкупов и хищений всякого рода. То, что имело место в отношениях между капиталом и правительством, многократно воспроизводилось в отношениях между отдельными ведомствами и отдельными предпринимателями.

Промышленная буржуазия, усилившись, увидела угрозу своим интересам и была готова финансировать политику, мелкая буржуазия, являвшаяся питательной силой для исламистов, была полна нравственного негодования, воображение простого народа было возмущено. Не участвовавшие во власти фракции турецкой буржуазии критиковали коррупцию и неспособность властей управлять. Народ поднимался на вооруженную борьбу. Власти просто не могли уже управлять по-старому, и в 1983 году в стране была восстановлена парламентская система. В период с 1983 по 1996 год правили коалиционные правительства разного состава, по-прежнему ориентировавшиеся на старый капитал.

Но перемены были неизбежны. В 1996-1997 годах старшим партнером по коалиции стали исламисты (партия «Рефах», после ее запрета под давлением вооруженных сил переименовавшееся в АКП), которые выиграли  выборы 2002-го и 2007 годов. Старая светская националистическая элита стала постепенно вытесняться, демократия и стремление в ЕС оказались на руку новой псевдо-религиозной элите, которая старается на словах опираться на волю народа, отодвигать от управления армию, бывшую главным сторонником союза с Израилем, и такие традиционные для республиканского периода институты, как организации по наследию Ататюрка.

Вместо немногих отдельных фракций буржуазии все имущие классы турецкого общества вдруг были привлечены к участию в политической власти. Вместе с военным режимом исчезла и кажущаяся независимость государства, противопоставляющего себя буржуазному обществу, а с ней исчезли и все второстепенные столкновения, вызываемые этой фикцией!

Одновременно АКП нанесла удар по традиционному капиталу через приватизацию крупнейших предприятий, в том числе, и принадлежащих вооруженным силам. При новом правительстве контроль над общественными фондами и связи с правительством  стали играть еще более важную роль, что обеспечивает АКП возможность создавать коалиции с различными монополиями. Те же самые старые турецкие компании и западные монополии, которые, казалось бы, находятся в конфликте с правительством, в один прекрасный день могут изменить политические позиции, если АКП пообещает им прибыльную сделку.

Теперь старый капитал и армия, ориентирующиеся на блок с Израилем, находятся не в состоянии в политическом смысле влиять на ситуацию. Они слабы, они не могут найти лидера, не иначе как престарелого Сулеймана Демиреля (ему за 80), который, при всем уважении, не может «побить» исламистов. Если бы турецкая армия могла совершить переворот и обеспечить стабильность стране, то она бы это сделала. Тогда отношения Турции с Израилем опять восстановились бы. Но турецкая армия сейчас политически этого сделать не может. Генералитет отдает себе отчет в том, что получит гражданскую войну и раскол самой армии, поэтому следует ожидать того, что сейчас Турция тоже примкнет к антиизраильской коалиции. Единственное, что ее может оттолкнуть от этого — это блок с иракскими курдами, с партией Барзани, который исторически поддерживался и Израилем, но это маловероятно.

Израиль

Для израильской внешней политики всегда в очень большой степени была характерна безответственность. В дипломатии всегда очень большую роль играли традиции, но ведь основу израильской дипломатической службы составляли по большому счету лавочники и шинкари по происхождению из белорусских и польских местечек. Других кадров у режима просто не было. Когда они, заняв должности, стали учиться дипломатии, они быстро научились самому очевидному в дипломатической науке - цинизму. Получилось, что израильские новые дипломаты, покинув свои шинки, освободились от многих предрассудков, но не заменили их насквозь продуманным и перешедшим в психологию миросозерцанием аристократа, которое, на самом деле, является необходимой частью дипломатической службы. Поняв, что в дипломатии мораль относительна, что она порождение жизни общества, израильская дипломатическая школа решила, что она не нужна вообще.

То, что в течение веков дипломаты рекрутировались из аристократов, имеет очень глубокий смысл. Дипломат по службе должен постоянно лгать во имя Родины. Чтобы при этом не разрушалась его психика, применяется такой механизм, как вбитые в голову представления об ответственности, самоограничении и самоотмежевании, которые и составляют суть аристократизма — «всем можно, вам можно, а мне нельзя». Как пример можно привести блестящего шпиона и дипломата Бомарше. В «Женитьбе Фигаро» граф Альмавива — профессиональный дипломат, а Фигаро — дипкурьер, который правда упоминает, что граф планирует назначить его невесту советником посольства. Альмавива туповат, он явно уступает (в данном случае не лавочнику, а парикмахеру) Фигаро, который полагает, что может стать дипломатом не хуже Альмавивы. Но как дипломат граф гораздо сильнее, лучше, чем Фигаро, именно потому, что он обладает моральными качествами, необходимыми для дипломатии, в том числе, высокими ценностями, чувством ответственности, которых Фигаро лишен.

Израильтяне очень быстро выучили, что право победителя, право сильного — это одна из основ международного права. Это действительно так, но этим нельзя ограничиваться, существует много иных основ международного права. Вопрос состоит в степени влиятельности этого принципа по отношению к остальным. Израильтяне его абсолютизировали.

Понятное дело, что при нападении на корабли в открытом море, а не в территориальных водах Израиля, никто не хотел большого количества жертв. Очевидно, безответственные израильские политиканы поставили перед военными задачу так: продемонстрировать всему миру, что Израиль не допустит нарушение морской блокады Газа. Политики фактически пожертвовали военными, ведь наверняка в руководстве вооруженных сил и пограничников там произойдут кадровые изменения.

Весь мир ужаснулся. Дело в том, что для всех крупных торговых государств мира, включая и США, принцип открытости морей для невоенных судов — один из важнейших. Без него невозможна мировая торговля.

Тем не менее, основной результат случившегося — это не столько сиюминутное изменение в политической ситуации на Ближнем Востоке, а еще один камешек в стену постепенной изоляции Израиля, которое происходит и будет происходить в силу их подхода лавочников ко внешней политике.

Не надо думать, что лавочники в дипломатии — это плохо. Это просто в долгосрочной перспективе неэффективно. В подходе лавочника есть много ценного, и, прежде всего, в нем меньше лицемерия. Вспомните назначенного наркомом иностранных дел Л.Д.Троцкого с его едкими замечаниями по поводу германских и австрийских дипломатов. Но ориентация на право сильного как на единственный источник международного права, на право победителя, неизбежно должно привести и приведет к изоляции Израиля. И тогда уже военных решений останется не так много.

Пока у них еще есть большой могущественный союзник — США, но все больше и больше людей там очень сильно недовольны Израилем. Подрыв принципов свободного морского судоходства — очень сильная угроза и для США, и для Европы. Пока Израиль спасает то, что слишком много американских инвестиций ушло в Израиль, и в случае отказа от его поддержки, их, скорее всего, придется списать. Лобби крупных американских финансовых компаний, которые навыдавали израильтянам кредитов и понастроили заводов на территории Палестины, несвободно в своих решениях.

Американский капитал и дальше будет защищать свои интересы, свои капиталы, давить на правительство, чтобы оно обеспечивало безопасность Израиля. Но рано или поздно это кончится. Долги постепенно выплачиваются, заводы стареют и амортизируются в финансовой отчетности, новых строить не будут, учитывая нестабильность. Да и вообще инвестиции в Израиль — дело сомнительное. Например, знаменитая, некогда крупнейшая американская компьютерная компания DEC была вынуждена прекратить свое существование, после того как построила там завод, настолько неэффективный, что он потянул ее на дно.

Израиль возник как большой инвестиционный проект Ротшильдов в XIX веке. Тогда после массовой европейской индустриализации и урбанизации возникла острая потребность в обеспечении европейских рынков продукцией субтропического сельского хозяйства (аналогичный проект конкурент Ротшильдов К.Перье осуществлял в Алжире). Позднее туда пришли другие западные компании. Им на Ближнем Востоке были нужны земли, где не было местного населения и местной политической традиции, и они смогли их получить только в Израиле, где палестинцы были физически согнаны с земли. Но времена меняются. На Израиле свет клином не сошелся. Даже американские финансисты понимают, что нельзя заходить в чужую страну, топить чужие корабли, убивать людей. Но дело даже не в этом. Просто слишком велики оказываются издержки на защиту своих инвестиций. Капиталу это невыгодно.

И напоследок повторюсь: право сильного и право победителя — это только один из источников международного права, причем не самый важный. Мы все-таки цивилизованные люди.

http://www.rus-obr.ru/opinions/6779